Российское военно-историческое общество (РВИО), руководит которым помощник президента Владимир Мединский, отделалось новостью о памятнике т. н. «геноциду советского народа», который будет установлен 27 января 2024 г. к юбилею снятия блокады Ленинграда. О Холокосте — ни слова; а вот главный раввин Берл Лазар на приеме у Путина о блокаде Ленинградан вспомнил.
Пока же конкурент РВИО за верное понимание истории, Российское историческое общество, руководит которым директор Службы внешней разведки Сергей Нарышкин, открыло в Санкт-Петербурге, в Музее-заповеднике «Прорыв блокады Ленинграда», выставку со штампованным названием: «Фашизм. Невыученные уроки истории. Связь времён». Судя по материалам сайта, она очередной раз эксплуатирует тему, будто и сегодня Россия ведет войну против «нацизма».
Главное же медийной новостью стало то, что на традиционную церемонию 27 января в музее концлагеря Аушвиц (Освенцим, территория современной Польши) не были приглашены не только российские руководители, но даже и российские дипломаты, а власти Нидерландов попросили официальных российских представителей не приходить на церемонию в память о Холокосте.
Российские чиновники уверены, что это «покушение на историю» — когда их не допускают до официальных мероприятий или когда их версия подвергается критике. Но если память о жертвах Холокоста для них так дорога, почему бы самостоятельно не придумать способ почтить их? Риторический вопрос. Куда легче разыграть обиженных.
Пляски Захаровой на костях
Да не нужна российским чиновникам и пропагандистам память о Холокосте, если на ней нельзя пиариться и рассказывать о былых подвигах!
Основным спикером от России в траурный день стала представительница МИД РФ Мария Захарова. Она публично обиделась за российских дипломатов в Польше и напомнила, что поляки разобрали в музее российскую часть экспозиции.
Согласен, это ужасно. Даже во время войн музейные экспозиции и мемориалы не должны страдать. В годы Первой мировой Россия и Болгария оказались по разным сторонам фронта, но болгары не снесли памятник Александру II. Задрапированный, он продолжал стоять напротив парламента. Но в случае с Аушвицем моральную ответственность за упразднение российской экспозиции разделяют российские власти, которые более 15 лет «бились» за содержание экспозиции и так сильно привязали ее к «официальной России», что сделало логичным для польских чиновников ее уничтожение.
Что же российские дипломаты сделали в ответ? Генконсул возложил венки, а посольство дало ссылку на электронную версию разрушенной экспозиции. Много ли там о Холокосте? Ничего. Когда она находилась в музее, она была одной из многих выставок, представляла часть истории Аушвица. Все вместе — общая страница. Но вывешивать же такую выставку под Международный день памяти жертв Холокоста (!) — просто издевательство.
Естественно, 27 января во время брифинга Мария Захарова не смогла удержаться от развернутого комментария. Начала хорошо: резолюция ООН 2005 г., признание значимости Холокоста, скорбь по миллионам людей, испытавших ад нацистских концлагерей и гетто: евреям, цыганам, славянам.
Но к каждой из этих групп нацисты относились по-разному! (А гетто — вообще только про евреев.) Не только эти группы подверглись преследованию нацистов! Но Захаровой нужна параллель с сегодняшним днем: «Газовые камеры были тогда, а сейчас — Дом профсоюзов в Одессе».
Эти слова — фактическое отрицание Холокоста как геноцида. Да, в Доме профсоюзов в Одессе случилась трагедия, но какой бы ужасной она ни была, гибель 50 человек в пожаре никак не сравнима с целенаправленным убийством миллионов евреев в газовых камерах. В лагере смерти Белжец с марта по декабрь 1942 г. убили 450 тыс. евреев, это полторы тысячи людей в день, тридцать одесских домов профсоюзов. Потом лагерь смерти перестал работать — трупы было негде хоронить. В Треблинке для уничтожения состава из 20 вагонов (по 150–200 узников в каждом) требовалось всего два часа: от прибытия на станцию до переноски трупов в специальные ямы.
И ее утверждения, будто на памятных церемониях забывали о роли Красной армии, ложны. Например, TheWashington Post цитирует слова бывшего узника Аушвица Здислава Влодарчика: «Стоя сегодня здесь, на этом памятном месте Биркенау, я с ужасом слежу за новостями с востока о том, что русская армия, освободившая нас здесь, ведет войну там, в Украине. Почему? Почему?». Естественно, такие сравнения, идущие из уст не политиков, а самих жертв, опровергать сложно даже дипломатам.
И это не просто вид идейного солипсизма, а часть концепции российской политики памяти: спикеры пытаются изгнать из сознания чувства скорби и сострадания, умение сострадать — и наполнить сердца населения «святой яростью», представить себя сегодняшних жертвами войны 80-летней давности.
Игра на геноциде евреев — производная от т. н. концепции «геноцида советского народа».
Когда «геноцида советского народа» еще не было
Начиналось-то все неплохо. 27 января стала Международной памятной датой жертв Холокоста в 2005 г. по решению Генеральной ассамблеи ООН. Ее намеренная привязка к освобождению Аушвица не только имела под собою историческую основу (в этом концлагере убили больше евреев, чем где бы то ни было), но и отражала готовность включить Россию в формирующуюся транснациональную память о нацистских преступлениях. Основной процесс начался в 1990-е гг., был связан с евроинтеграцией и попыткой Объединенной Европы не просто сформировать некое общее видение своей истории, но и связать всех европейцев этикой ответственности — ответственности за свои (!) прегрешения в прошлом. Идея не особо нравилась российским чиновникам, хотя в ранних выступлениях Владимира Путина, например, 2001 г., можно обнаружить мысль, что все политики Европы несут ответственность за развязывание Второй мировой.
Но за рубеж пытались «продать» освободительный подвиг Красной армии и через него вписаться в формирующуюся культуры памяти. Образы нацистских преступлений были востребованы как «усилитель» подвига.
Ради справедливости отметим два факта.
Первый: даже такой подход задавал ту повестку, внутри которой различные общественные организации могли успешно работать с темой памяти о разных жертвах нацизма, включая евреев, продвигать идеи сострадания, сочувствия, говорить об ответственности.
Вторая: консервативные политики в странах Восточной Европы сами не хотели особо говорить о своей ответственности за Холокост, предпочитая продвигать тему «мы были жертвой и другого геноцида — коммунистического». Это разъедало общеевропейскую культуру памяти, а Россия вдобавок начала играть на теме коллаборационизма, причем не русского, а прибалтийского и украинского (почему — очевидно).
К концу 2010-х гг. складывалась, может, и не радужная, но и не совсем печальная ситуация. Несмотря на пропагандистский шум, «инфраструктура» памяти (музеи, памятники, общеизвестные имена) о нацистских преступлениях и Холокосте на территории России развивалась. Общество училось говорить о трагедиях разных групп жертв, а не мазать их одним цветом. К тому же шли приходили и власти: в 2018 г. официальные мероприятия под 27 января равным образом отсылали и к блокаде Ленинграда, и к Холокосту.
Ученые, режиссеры, деятели культуры активно участвовали в различных международных проектах, связанных с Холокостом. Вспомните фильмы — «Рай» Андрея Кончаловского, «Уроки фарси» Вадима Перельмана российско-германо-белорусского производства, вспомните приглашение режиссера Ильи Хржановского курировать создание в Киеве музейного комплекса в Бабьем Яру. «Участие России» вовсе не означает только участие начальства. Считать творческие проекты независимых авторов «нероссийскими» — отдавать Россию в руки тех, кто и так хочет присвоить себе монопольное право даже не говорить от лица россиян, нет — считать свой голос единственным голосом страны.
Главная жертва нацизма
Все поменялось в начале 2020-х гг., когда на уровне администрации президента решили продвинуть тему т. н. «геноцида советского народа». Тут надо сделать отступление.
Суть нацистских преступлений — в том, что у Гитлера и его «команды» было своеобразное понимание, как преобразовать Европу и какие для этого меры насилия к кому должны были применяться. Множество планов и непоследовательность их исполнения еще больше запутали работу для историков. Истребление евреев и цыган, массовая стерилизация и убийство тех, кого считали умственно или физически неполноценными, преследование гомосексуалов и Свидетелей Иеговы, истребление польской интеллигенции, масштабный террор на оккупированной территории СССР, намеренное создание условий для гибели большей части советских военнопленных. Это если кратко, через запятую, и даже не все группы жертв.
Ученым и активистам памяти пришлось потратить много времени, чтобы детально изучить эти преступления, понять особенности разных групп и научиться вспоминать не только тех, кого хочется здесь и сейчас. «Нельзя говорить, кто страдал больше или меньше (взгляд снизу), но мы обязаны понимать разницу нацистских политик уничтожения по отношению к разным группам (взгляд сверху)» — вот одна из формулировок, которая позволяла объяснять, что в разделении на категории нет никакой попытки кого-то принизить.
А в 2020 году приходят российские деятели от исторической политики и говорят: «Все, это не имеет значения, у нас теперь геноцид советского народа». Зачем? Ответ прост. Как говорил мне высокопоставленный чиновник: «Нас пытаются обвинить в развязывании Второй мировой войны. Вот евреям удалось сформировать себе образ жертвы, и мы должны доказать миру, что весь советский народ — главная жертва нацизма».
Другими словами: не понять логику нацизма, не выразить сочувствие к жертвам и их страданиях, не рассказать о том, как преследовали и убивали людей за их инаковость — нет, рассказать о себе. По сути, сделать то, в чем российские пропагандисты обвиняли поляков. Мало того: «мы» — еще и «главные победители нацизма», не только «главная жертва». Про скорбь и сострадание — не к нам. Что уже понятно по официальному отношению к 22 июня, Дню памяти и скорби, который в последнее время превратился в эрзац дня Победы.
«Некоторые» историографические затруднения
Дальше — хуже. Оказалось, что в историографии понятия «геноцида советского народа», просто нет. Отдельные авторы выражение употребляли, но не вкладывали в него особого смысла. На Нюрнбергском процессе советская сторона не пыталась настаивать на геноциде советского народа. Нет этого выражения и в работах ученых, которые профессионально занимаются темой. «Истребительная политика» — да. Особая «война на уничтожение» против СССР — да. Иногда можно встретить корявые «политика геноцида» или «геноцидальная политика». Возможны рассуждения, что геноцид мог бы начаться, если бы немцы победили СССР. Сослагательное наклонение оправдает любую фантазию.
Согласно Конвенции ООН 1948 г., геноцид — намеренное уничтожение группы людей из-за их расы, религии, гражданства или этнического происхождения, т. е. не за действия (например, помощь партизанам), а за то, кем они являются. Для других типов насилия есть понятие «преступление против человечности». Да, немало историков используют понятие геноцида расширительно (обычно к преступлениям, не связанным с нацистами и Второй мировой), но мейнстрим все же сохраняет верность исходной дефиниции: геноцид — это не любое массовое убийство, а попытка убить народ как таковой.
С научной точки зрения понятие «геноцида советского народа» бессмысленно: оно ничего не проясняет, зато переворачивает историографическую традицию. Я не отрицаю необходимости говорить об общности всех жертв нацистской истребительной политики или о роли намеренно организованных гуманитарных катастроф. Но главные идеологи «геноцида советского народа» не могут дать ответов на ключевые вопросы:
- Почему до активной медийной кампании не писали о геноциде именно советского народа? Вы поменяли точку зрения в соответствии с политическим запросом — или вдруг нашли прежде невиданные комплексы источников? Где они, кстати?
- На основе не отдельных планов или высказываний, а всех документов планирования и реализации нацистской политики уничтожения докажите, что нацисты считали: есть такая сущность, советский народ, и против него нужна особая истребительная политика. Не против коммунистов, не против советских евреев, не против отдельных территориальных групп — ввиду военной целесообразности (как например, блокада Ленинграда). А именно против всего советского народа.
Последнее, к слову, требует выявить всю цепочку документальных свидетельств: он идей и планов до фиксации конкретным действиям. Тысячи документов должны быть положены в один ряд, а не домыслы вокруг примерно десятка не полностью цитируемых источников.
В историографии признано, что уничтожение евреев — геноцид, а например, к славянам (намеренно сужаю тему обсуждения, т. к. славяне были для нацистов отдельной категорией жертв) в целом относились иначе, то логично придумать отдельный термин. Язык дан, чтобы различать, а не путать. Но в том-то и беда. Русские как объект нацистской политики — такая тема вообще не исследована. Логика отношения к славянам — тоже не самый развитый сюжет. Но сторонники геноцида советского народа предпочитают уходить в юридическую казуистику, а заниматься изучением более достойных вопросов.
Вопросы историографии политиков не волнуют — им важней представить критику безосновательного чиновничьего термина как «состоятельную дискуссию о геноциде советского народа». А пока геноцид надо «придумать». Журналисты стали использовать понятие сразу — им-то без разницы. На многочисленные попытки объяснить, они — в кулуарах — отмахивались: «Все понимаем, но есть установка». Начали проводить раскопки на местах расстрелов мирных жителей, присоединялись следователи — бах, множество уголовных дел по всей стране. Перманентная медийная активность! Суды стали выносить решения.
Получилось забавно. Например, Новгородский суд (2020 г.) заявил о геноциде этнических групп. Ростовский областной суд (2022 г.) — о геноциде «славян и иных национальных и этнических групп, представлявших собой население СССР, народов Советского Союза». Дальше всех пошел Ленинградский областной суд (осень 2022 г.) — добавил еще и расовые группы.
Пока геноцид советского народа признали только в Орле и в Крыму. И ни в одном случае в перечень уничтожаемых групп не включены евреи. Хотя жестокость на советской территории была во многом мотивирована тем, что для нацистов мы были «жидо-большевистским государством».
А что в итоге?
Битва «за советский геноцид» идет уже более двух лет, и конечно, не ограничивается описанным выше. Россия (пока!) не пошла по пути Беларуси, где просто взяли и признали «геноцид белорусского народа» и ввели уголовную ответственность за его отрицание. Но тенденция не радует, известно, что режим Лукашенко то и дело становится обрацзом для режима Путина. Некоторые российские историки проявили мужество публично критиковать политику российских властей, другие заняли выжидательную позицию. Их можно отчасти понять: рано или поздно чиновники успокоятся, а под вывеску «геноцида советского народа» получится урвать денег на действительно хорошие проекты.
Сам Путин долгое время избегал напрямую говорить про «геноцид советского народа», видимо, понимая, какое раздражение вызывает этот «термин», особенно у еврейской общественности и историков Холокоста. Лишь в ноябре 2022 г. он впервые произнес его, — но 27 января в присутствии лидеров еврейских общин повторить постеснялся.
Стенограмма их встречи зафиксировала и призыв — пусть и обставленный процедурными словами — главного раввина Берл Лазара к миру в Украине: «<…> мы готовы делать всё, чтобы нашлись какие-то мирные решения. Потому что люди, которые страдают, — это плохо всем, все страдают, когда вокруг нас страдают люди». «Хорошо. Спасибо», — таков лаконичный «ответ» российского президента.
В сравнении с событиями в Украине борьба за исторические формулировки — вроде и мелочь. Российские историки и не такое сумели пережить. Но показательны два момента. То, с каким упорством чиновники буквально продавливают ученых. И то, как чужие страдания становятся просто разменной монетой, а общественность, мнящая себя «главной жертвой», делается совершенно бесчувственной к чужой боли.
